Государь  - Олег Кожевников

Последующие слова были заглушены свистком паровоза – на станцию прибывал состав со стороны Петрограда. А затем и слушать стало некого – юнкера ушли. Пришлось мне опять сосредоточить все внимание на ходе своеобразного судебного разбирательства. А процесс двигался, можно сказать, семимильными шагами. Уже практически треть дел было рассмотрено. И что для меня было удивительно, главным поборником жестких наказаний был Владимир Венедиктович. Я-то боялся, что юрист начнет заниматься крючкотворством и затягиванием рассмотрения дел, а все получалось не так. Больше всех затягивал рассмотрение дел не он, а поручик Симонов. Некоторые свидетельские показания ему были не ясны, и он периодически вызывал свидетелей – пострадавших от мятежа латышских стрелков.

А вот Владимиру Венедиктовичу все было ясно по докладной нового командира латышских стрелков Яниса Берзиньша и объяснительных самих мятежников. Видно, сильно обиделся юрист, когда его арестовали мятежники. Он обещал тогда засудить негодяев, избивших его, вот теперь и засуживал. Действия Владимира Венедиктовича мне понравились. Про себя я подумал: «Надо брать юриста в нашу команду. Мужик грамотный – вон как ловко подбирает законы, чтобы обосновать самые жесткие действия. Чисто Вышинский. Полезный человек в это непростое время. Если все-таки произойдут волнения и придется для их подавления использовать силовые методы, то Владимир Венедиктович обоснует их применение законами и создаст юридическую завесу перед западным общественным мнением». Поняв, что, в общем-то, все идет так, как и я хотел, и находиться здесь мне не обязательно, я откланялся и направился заниматься другими насущными делами.

Воспоминание о подслушанном разговоре юнкеров несколько успокоило мою психику. А то в голове продолжали мерещиться мучающиеся от отравления газами латышские стрелки. Егеря нет, а вот латыши да. Все-таки мой рассудок считал, что финские егеря явные враги и обязаны ответить за свои преступления, а вот большинство латышей не были врагами империи, их просто обманули. Подслушанная беседа юнкеров помогла той части психики, которая считала, что если не предпринять решительных действий, то будут многомиллионные жертвы в ходе коллапса, который случился в России. Если молодые ребята, можно сказать цвет нации, не высказали даже одного слова в осуждения решений великого князя, то прочь все сомнения в собственных поступках. Какие времена – такие и решения. Значит, я не более кровожаден, чем другие. Наоборот, юнкера посчитали, что за действиями великого князя стоит сам Господь. А в 1916 году это много значит. Эти юнкера скоро станут офицерами и отправятся на фронт, и там они своего мнения о великом князе Михаиле Александровиче от своих сослуживцев скрывать не будут. В армии появится прослойка офицеров среднего звена, которые будут хорошо относиться к брату императора. Так что своими действиями я подкрепил задумку Каца о необходимости пропаганды, так сказать, снизу – из среды самих рабочих и солдат. Только этот хитрец хотел готовить и рассылать таких людей по военным частям и крупным городам империи, а у меня это получилось естественным путем. При этом Кац сетовал, что для отбора и подготовки агентов влияния у нас очень мало времени, а я в течение суток завербовал больше семидесяти будущих прапорщиков. Пусть они не специалисты в пропаганде, но зато искренне уверены, что великий князь это благо для их родины. И будут доказывать это с оружием в руках. Пропаганда сверху (так мы называли печать) получилась тоже спонтанно – хвалебные статьи в газетах, за которые Кац планировал платить деньги, появились без всякого его участия. Стоило мне повести себя как мужику – отбиться от террористов своими руками, как статьи с хвалебными материалами о Михаиле Александровиче появились во всех газетах империи. Да и с деньгами вышло совершенно неожиданно. Трудно представить, сколько мы с моим другом мучились, разрабатывая хитроумные комбинации, чтобы получить средства на реализацию планов по недопущению революций в России. Как я ни уговаривал послов Антанты и Американских Штатов выделить деньги, а в конечном счете сама судьба преподнесла почти миллион рублей. Как тут не поверишь в провидение? Эти мысли, в конце концов, убаюкали меня, и с чувством выполненного долга я наконец-то смог уснуть.